|
ПОДРАЖАНИЯ
ЗЕЛЕНЫЕ ГЛАЗА
(воровской романс)
Мне было пять годочков,
как я осиротел,
Пришел к нам барин с дочкой,
Сиротку пожалел.
Я как у ней, братишки,
Не знал зеленых глаз -
С них слезы о мальчишке
Катились, как алмаз.
Дал старый князь мне рублик,
А дочка - поцелуй,
Меня в приют отправили,
Сказали - не балуй.
Вот время миновало,
мальчишка подрастал,
ему пятнадцать стало,
он по Невскому гулял.
Там в золотой карете,
Прекрасна и нежна,
известна в высшем свете
катается княжна.
И хоть с тех пор, братишки,
минуло много лет -
княжна меня узнала,
княжна мне шлет привет -
платочком утирает
слезу с зеленых глаз
и мне его бросает
- всегда, мол, помню вас.
А я - простой парнишка,
Не княжеских кровей,
Так как же мне, бедняжке,
Не вспоминать о ней?
Дал Ленин землю бедным
И написал декрет
И вот уже с той встречи
Промчалось двадцать лет
И вот я по этапу
Поехал на восток.
А при себе держал я
Заветный тот платок.
Но раз на полустанке
Остановили нас.
Напротив - арестантки,
Их поезд встал на час.
И вижу я напротив -
Зеленые глаза:
"Пусти меня, начальник!" -
"Нет, - говорит, - нельзя".
Я ей машу платочком:
Мол, вечно помню вас -
И тут она, как голубь,
с приступки сорвалась -
Но выстрелил конвойный,
И падает княжна -
В грудь пулею евойной
Она поражена.
Тут света я не взвидел
И к ней на грудь упал,
И тот платок я кровью
навеки пропитал.
Закрылися навеки
Зеленые глаза,
И даже у конвойных
Пробилася слеза.
АНТИЛОПА ГНУ
(Ранее не публиковавшееся стихотворение одного немецкого романтика)
Предыстория. Как-то издатель N. напомнил поэту K., пребывавшему в
тоске, о просьбе накропать что-нибудь для его журнальца. "Ну?"
- не совсем вежливо настаивал издатель. Поэт ответил ему таким стихотворением,
которое мы перевели и помещаем ниже:
АНТИЛОПА У РАЗВАЛИН ЗАМКА Ф***БУРГ
У замка древнего реют
стрижи в закатных лучах -
и темный плющ зеленеет
меж плит, повергнутых в прах.
Брожу у развалин замка,
где был зверинец и сад,
Павлины - самец и самка
не прилетят назад.
Когда-то пышная свита
жила в покоях дворца -
теперь же, плющем увитый
он ждет своего конца.
Здесь прошлого ветер веет,
руины я обогну -
в саду заброшенном блеет
одна антилопа гну.
Смотрю я в светлой печали
На псевдоантичный фриз.
Но что это? Застучали
Копыта по склону вниз.
Там кто-то тронул калитку,
прошел в покинутый сад -
К нему ль ты бежишь так прытко?
Скорей же, вернись назад.
Смотрю - и глазам не верю:
о, сумрачный чудак!
Баранками кормит зверя
мой самый заклятый враг.
Одышкой мучим жестокой,
сам лавочник Циммерман
для лани золотоокой
баранку спрятал в карман.
Прошло уже две недели,
как мне отказал в кредит
продать укроп и тефтели
сей выжига и бандит!
Смогу ль забыть об обиде,
которую он нанес?
Но чу! Вот, меня увидя,
смущенно он произнес:
"Да - в память о тени милой,
В сем замке бывавшей встарь,
спасаю я от могилы
упрямую божью тварь.
Капризна - кроме баранок
не ест она ничего;
куплю пяток спозаранок -
Такое вот баловство..." -
И, горько махнув рукою,
ушел - а плечи тряслись,
и ласточки над рекою
вослед ему пронеслись.
ДУША
(единственное стихотворение Федры Никколини, русской поэтессы XIX
в., недавно обнаруженное в архивах)
Ни другу, ни любви, ни лире
Не смог я душу сообщить,
не суждено ей в дольнем мире
Согласных звуков пробудить.
Замкнувшись в немоте привычной -
Поста безмолвного пример -
Она хранит своеобычный
И странный звон небесных сфер.
ОТЪЕЗД КОТА НА ИСТОРИЧЕСКУЮ РОДИНУ
(детские стихи)
Кот сидел и плошки пучил:
Дома вид ему наскучил,
Что-то стало холодать…
Не пора ль ему линять?
Валерьянки quantum выпит,
Кот развеселен и пьян.
"Чемодан, вокзал, Египет!" -
Восклицал он, дик и рьян.
Позвонив в Аэрофлот,
Взял билет на самолет.
Взяв хозяйский чемодан,
Кот вокруг сплясал канкан.
Ни минуты не промешкав,
Погрузил себя в тележку.
Вот подъехало такси -
Чемодан ему: "Мерси!"
Вова, опытный таксист,
Раж, спокоен и мясист.
Видел всякое - и вот
Чемодан в такси берет.
"В Шереметьево везите!" -
Пропищал оттуда кот.
"Мы на месте. Тыща триста".-
Лапку высунувши, кот
С видом важного туриста
Деньги Вове отдает,
В том числе и чаевые -
В благодарность тот на вые
Чемодан его несет,
Ставит в секции отлетов,
Где к компании пилотов
Кот сейчас же подкатился
И с вопросом обратился:
"На Египет где полет?" -
Не поймет никак пилот -
кто такой его зовет?
Поразмыслив, экипаж
Открывает саквояж.
Там не бомба, не наркотик -
а простой пушистый котик.
"Да, чего на свете нет…
Мы объехали весь свет,
Торговали соболями
И французскими духами,
Кокаином, скипидаром,
неуказанным товаром,
Посетили сто портов -
Нет нигде таких котов!"
"Да таких и не бывает", -
Кот с достоинством кивает.
Просит - если по пути,
Чемодан через границу
незаметно пронести -
Есть билет, но у котов
Не бывает паспортов…
"Есть!" - сказал один пилот,
Он кота с собой берет.
В ресторане дьюти-фри
Кот поел кальмаров-фри.
И в кабине командира
Мирно спал он до Каира.
По прибытии туристов
Встретил дружный хор таксистов.
Все кричат наперебой -
"Прокатитесь-де со мной!"
Кот такси себе берет
До отеля "Мариотт".
Женским голосом мяуча,
Взял он номер самый лучший.
"Не изволите ли выйти? -
Расписаться не хотите?" -
говорят ему в отеле, -
Это странно, в самом деле!"
Кот признался: он вдова-де,
И родился-де в Хургаде.
В горе дал-де он обет
Суетный оставить свет,
Верность мужу соблюдать,
Лик наружу не казать!
И в утробе чемодана
он скрывает красоту
нежного лица и стана,
предаваяся посту.
а в Каире ждет он брата
Из Арабских Эмиратов.
Вмиг о праведной вдове
Стало ведомо молве,
дескать, старица аль-Китт
все болезни исцелит!
Старец тащится с клюкою:
Исцели от геморроя!
С костылями - скалолазы,
Прокаженные - с проказой,
Старый доктор с папилломой,
Тетя Нюра с тетей Томой
(прилетевшие с котом,
но не знавшие о том).
Хиппи Дженни из Ямайки,
Белоруссии полпред
И оркестр "Балалайки".
И уже спешат им вслед
Журналисты, журналистки,
Активистки-феминистки:
Исцеленья не ища,
Но от гнева трепеща:
Как? Кошмар! Не может быть!
Даму в ящик заточить!
Кот меж тем до посиненья
Бормотал благословенья,
Но, дождавшись часу ночи,
Деру дал что было мочи.
"Эй! Лови его, лови,
И дави его, дави!" -
Слышался из-за бассейна
Глас директора Гусейна.
Неоплаченных счетов
Не терпел он - и котов.
Кот - в окно, и был таков.
Съездил к морю, к пирамидам,
Любовался дивным видом
На Синайские высоты -
А потом - нашел работу!
К одному пиите в дом
Он устроился котом.
Навещает сад и пруд,
И за этот тяжкий труд
Вместе с членами семейства
Там кота за стол зовут.
ГИМН КОТУ
Все у него прекрасно и соразмерно:
Лапы, усы, уши, хвост и подушечки лап.
И все украшено у него драгоценным узором,
Как дикий леопард, строг он лицом.
Хор:
И тьфу-тьфу-тьфу на него, тьфу-тьфу-тьфу на него!
И предводителю хора скажи:
Ноги его как телеграфные столбы,
Уснащены когтями, как кошки монтера,
И подобны лучшей проволоке усы его.
Хор:
Тьфу-тьфу-тьфу на него, не сглазить, тьфу-тьфу-тьфу на него!
И брюхо его бело, как виссон,
Как янтари, очи его,
И спина у него испещрена узорами более,
Чем у вора в законе Василия Петровича,
Коему делали наколки лучшие мастера,
и не оставили белою ни пяди кожи его.
Да не полиняют полоски его,
Да не смолкнет глас его, подобный пению холодильника.
Хор:
И тьфу-тьфу-тьфу на него, тьфу-тьфу-тьфу на него!
И сказал Василий Петрович:
Я ли не господин ваш? Принесите мне водки, освежите меня закускою!
Кто, кто из вас посмеет сказать, что есть узоры прекраснее?
Посмотрите на русалок на спине моей!
Посмотрите на маковки церквей, как сияют они,
По годам сроков моих числом -
Видели ли вы что-либо прекраснее!
Но молча потупили мы очи,
Ибо знали, что есть узоры ярче сих.
И ушел Василий Петрович, посрамлен,
И пил один горькую,
И окончились дни жизни его.
А кот сидел на верху холодильника,
Величествен и победителен взором,
Строг ликом, громок голосом своим,
Посрамивший Василия Петровича!
Хор: да, тьфу-тьфу-тьфу на него, тьфу-тьфу-тьфу на него!
И когда в гневе он, фыркает, как паровой утюг,
Когда благосклонен, мурлыкает он!
Поднесем же ему сметаны от сметан наших,
Почтительно расчешем власы хвоста его -
И тьфу-тьфу-тьфу на него, тьфу-тьфу-тьфу на него!
СТИЛИЗАЦИИ
ПСАЛОМ
Славься тот, кто агнца создал,
Тот, кто чашу пил до дна,
Крест созвездий, бремя тверди
Кто взвалил на рамена,
Тот, кто взял от древа смерти
Вечной жизни семена,
И для новой жатвы роздал.
Славься тот, кто создал небо,
ветр и море, огнь и хлад,
Кто таинственный из хлеба
И лозы созиждет град,
Кроткий пастырь льва и лани,
В чьей свернутся мощной длани
Словно свиток, времена -
Славьте агнца, племена.
03.2006
ГРОЗА
(проба метра)
Где исцеление, утоленье
давнишней жажды, что иссушила
и град и горло? Наступит лето,
трава пожухнет на белых стогнах.
И вот далекий, едва нам внятный
раскат раздастся глухого грома,
слегка склонятся стволы деревьев,
и снова стихнут порывы ветра.
Гроза все ближе и гром все громче,
но долго ждать еще первых капель:
сухого грома и синих молний
как гнев холодный, страшны удары,
в раздумье горьком набравший силу,
неотвратимого ждавший мига.
Грозит возмездьем неотменимым
удар, рассчитанный в трезвом гневе.
Хребты ломая усталых ветел,
несется ветер, но вот - спустилась
тяжелых капель завеса. Слышно -
сначала звонко, потом все глуше -
капЕль и гром, и уже плесканье
трава впитала, впитала глина;
но, гневный замысел свой исполнив,
тоскует сердце невыносимо.
2006
ФЬЯММЕТТА
Сказали Фьямметте: "Забудется все, что умрет,
Живи же и искрою будь, и забудь о Памфило";
Флоренции я не видала - а в Риме живет
Любой, кто с резцом или кистью всходил на стропила.
И в вечность спускается лестница, и человек
Нисходит по ней, как спускался Эней в подземелье,
И статуя смотрит на мир из-под мраморных век,
И зелень фонтанов вскипает над каменной мелью.
Фонтан, как корабль, что на площади встал на прикол,
Сквозь улиц проливы вливается море людское,
Под тяжестью фруктов трещит нарисованный стол,
И дышит гробница прохладою, правдой, покоем.
Ах, ради гробницы такой мне не жаль умереть!
Не страшно лежать здесь, ведь смерти присуще величье,
Не нам о блаженных, не нам о счастливых скорбеть,
Где столик в саду нарисован и трапеза птичья.
2003
|