| "Флейта
Евтерпы" №2, 2006 |
* * *
В.В.П.
Уж скоро Диоклетиана
Ждет срок назначенный, когда
Отдать другому без обмана
Придется эти города,
Деревни, дальние селенья,
Всю ширь лесов, полей и рек -
И в Сплит родной без сожаленья.
На воле частный человек
Начнет выращивать капусту,
Смотреть на небо, пить вино…
А месту этому быть пусту,
Как понимаешь, не дано.
Блажен, кто вовремя с судьбою
Своею завершив дела,
Уйдет, чтоб жизнь сама собою,
Сама собою дальше шла.
* * *
О любви, которой не будет уже,
О любви… давай-ка умерим прыть!
Юность, зрелость - канули в мираже,
Ну а к старости лучше глаза закрыть.
Потому что лишь возрастает долг,
Сколько ни отдай. Под процент какой
Нам ссужают жизнь? Вот и век наш - волк -
Уже сдох, и сумерки над рекой
Тяжелеют. Да, над рекой времен,
Оказавшейся двойником Невы.
О любви - зачем? Пусть лепечет клен
Свои жалобы космам ночной травы,
И к утру очнувшись в слезах, листва
Снова станет доискиваться причин…
Чтобы без насилья, без воровства,
Без того, о чем мы теперь молчим.
ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ
И не река времен, а струйка
Сухого, рыжего песка.
В частицы твердые спрессуй-ка
Минуты, дни, года, века,
И запаяй в стеклянной тверди,
Оставив капилляра нить,
Раз жизнь, перетекая к смерти,
Не может с ней повременить.
Зачем спешить! Лежи на пляже,
Сжимая легкий прах в горсти.
Оно и не заметит даже,
Оно безмерно. "Отпусти! -
Шепчу, - что от песчинки проку?
Им у тебя потерян счет".
Зачем я этому потоку,
Который сам собой течет?
* * *
Василию Русакову
До той поры, как звук свирели
Впервые ветер подхватил,
О чем лесные птицы пели
И хоры стройные светил,
О чем в ночи шептали кроны
Дерев, бубнили волны вод,
К кому взывали с затаенной
Тоской, чей прочили приход?
Вот это и была свобода -
Без слушателя и судьи,
Когда сама с собой Природа
Вела беседы в забытьи.
И смысл, еще не знавший слова,
Как лист, по воздуху скользил,
И не затронута основа
Была животворящих сил.
Гордись поэт, теперь ты волен
Опять, поскольку никому
Не нужен гул парнасских штолен,
Стихов, спускающихся в тьму
Заветных тайн. Не пробудится
Ни в ком ни дух, ни интерес,
Ни слух понятливый. Ты птица,
Волна, широкошумный лес!
* * *
В.К.
В холоде осеннего распада
Неотступно ярок каждый лист,
Желтых зданий круг, шуршанье сада,
Воздух неподвижно-волокнист.
И пока там в голове невнятно
Мысли задают бубнящий фон,
Все бредешь, на золотые пятна
Наступая, к уху телефон
Поднося. Вибрирующей трели
Бьется птичка жаркая в руке:
Голос, различимый еле-еле,
На чужом понятном языке
Говорит о том, чего здесь нету -
Здесь лишь вечной осени распад.
"Как ты там?.. Освобожусь, заеду…"
"Что ж, давай, попробуй… буду рад".
* * *
А.К.
Смерть ходит по пятам, она считай, что рядом,
Как фонаря пятно на снежном полотне,
Как контуры домов, нависших над детсадом,
Как то, чему уже не радоваться мне.
Закутаться в пальто, и сумеркам навстречу
Идти, сырой зимы ловя дыханье ртом.
Окликнешь ли меня, прости, я не отвечу,
Мне нечего тебе оставить на потом,
И нечего сказать, ведь ничего не значат
Слова. Лишь толкотня снежинок возле век…
А то, что он сейчас, лицом уткнувшись, плачет,
Так это потому, что умер человек.
* * *
Бутерброд с холодною котлетой
И с вчерашнею заваркой чай…
Не жалей, не жалуйся, не сетуй,
Буднично и строго отмечай
Новые нежданные потери.
Погляди, какой разгромный счет!
Дело не в любви-надежде-вере,
Дело в том, что ржавый кран течет.
Дождь… опять. В гусиных цыпках кожа
Заоконной, непроглядной тьмы.
Только тех, кто нам всего дороже,
Только тех и разрушаем мы.
Оттого на сердце тяжесть эта.
Не простить уже, не отпустить.
Тусклый прищур кухонного света,
Жизни размотавшаяся нить.
* * *
То, что погибли мы, сказано так давно,
Что искрометное в новых мехах вино
Скиснуть успело, наверное, сотню раз.
Нет, ты не думай, что мир этот кто-то спас.
Да, мы погибнем, но, к счастью, масштаб иной
Времени у пророка, когда говорит с Луной,
С дальними звездами, с Богом прозревший он.
Жизнь поколения - лишь мимолетный сон.
Вымрет, как прочие, наш человечий вид,
Солнце когда-нибудь землю испепелит,
Да и галактика в черной замрет дыре.
Но выхожу я из дома - а во дворе
Осени алой последний закатный блик.
Благо тому, кто не вечен и не велик,
Как однодневка-бабочка, чей полет
В ласковом свете до ночи не доживет.
* * *
Почему-то вспомнилось: Цессис, лето,
Мне четырнадцать или пятнадцать лет.
Был красив, но не красотой атлета -
Длинношеий мальчик, оставить след
Свой мечтавший. - В чем только? - вот загвоздка.
Мы гуляли, и от прогулок тех
Желудей оставалась в карманах горстка,
А однажды среди них лесной орех.
Времена невесомые были. Рядом
С парком замка стоял каркас.
Я тогда, с другими встречаясь взглядом,
Из упрямства нарочно не прятал глаз.
И казалось, что будет всегда под боком
Наша Рига с янтарным ее ключом,
Что в неправдоподобном, еще далеком
Двадцать первом веке - все нипочем.
* * *
С какой закономерностью железной
Приходит наконец последний день.
Я знал: сопротивляться бесполезно,
И лишь следил, как, удлиняясь, тень
Ложится на намерения, планы
Мои, на радость отпускных забот.
Не странно ли, что поздно или рано,
Но обязательно последний день придет?
Там в будущем (его же нет, - как дико!)
Уже сбылись - и сторожат наш пыл
Разлука, синий мох и повилика
На низкорослых холмиках могил.
Там сочтены истекшие мгновенья,
Жизнь дальних звезд, предел последних сил.
Но мне-то знать все это откровенья
Дано зачем? - Ответь! - Я не просил.
* * *
Листва у дома лип густая
И посетителей - толпа.
Так и ведет, не зарастая,
К нему народная тропа.
Как дышится тут, в самом деле!
Сверкая, манит гладь реки,
В аллее вековые ели,
В саду беседки, цветники.
Вот, где питомцу наслаждений
В тиши оттачивать свой слог:
Деревня, где скучал наш гений,
Была прелестный уголок.
Ну что еще поэту нужно?
И если бы не болтовня
Нас просвещавшего натужно
Экскурсовода, лучше дня
И не придумать. Но словами
Кормили нас до тошноты.
"Вот так, глядишь, - потом и с вами", -
Ехидно мне шепнула ты.
Окстись! Польстится, разве, кто-то
На муз теперешних приют!
На нашей даче - лишь болота,
Тропу к ней просто не найдут.
* * *
Умирая, как будто идешь на закат,
Свет в глаза ослепительно-ал. -
Это мы возвращались с прогулки назад,
И себя я на мысли поймал.
Лиловатые сумерки шли по пятам,
Тополя отступали во тьму.
Это здесь фантазировать можно - не там,
Это здесь я тебя обниму.
У калитки чуть-чуть постояли. Вдали
Над лугами, где вьется река,
Как пожаром охваченные корабли,
Проплывали на юг облака.
Это здесь, в темноте возвращаясь домой,
По особому дышишь легко.
Светят окна, невнятно бормочет немой
Сад, стоит на плите молоко.
* * *
Среди осколков Парфенона,
В том зале, где как водоем,
Свет колыхался полусонно,
Тогда бродили мы вдвоем.
На мраморах вздымались кони,
С кентаврами лапифы в бой
Вступали, но ладонь к ладони
Шли между ними мы с тобой.
И складки пеплосов волнами,
Струясь, стекали в пустоту.
О том, что дальше будет с нами
Не думалось в минуту ту,
Как будто мы уже - как эти,
Чья нескончаема чреда,
Вечноживые, в камне, в свете
Оставшиеся навсегда.
* * *
И мама была молодою,
И бабушка тоже была…
Зачем ей, пронзенной иглою,
Два бархатных черных крыла,
Той жизни, с пурпурным отливом,
С искрящейся белой каймой?
Я понял, что значит счастливым
Быть, только вот возраст не мой!
Ничей… Мне мучительно мало
Оставшихся зябнущих дней.
Ах, бабочка, ты запоздала
В круженье осенних теней.
В их шорохе желто-багровом
Порхаешь, листву торопя,
И мир тебе кажется новым,
Да только он не для тебя.
* * *
Лишь следил бы за тем, как меняются
Плавно контуры белые их,
Как по синему небу слоняются
И пасутся стада кучевых,
Как бегут по земле очертания
Скоротечных огромных теней,
А над ними такие создания,
Что в растерянность впал бы Линней.
Сочетание мрамора с ватою,
Пуховик и раскрошенный мел,
Снежный ком с бородою кудлатою -
Я бы определить не сумел.
Лебедями кому померещатся,
Чудным градом, воздушной грядой,
Кораблями, чьи яркие плещутся
Паруса над широкой водой.
Словно кто-то для нас представление
Непрерывное в небе дает.
Сколько тайного пафоса, рвения,
Рокового стремленья вперед!
* * *
На похоронах
Музы птицы пели -
Черный, как монах,
Дрозд и коростели,
Жаворонок, ввысь
Взмыв, тянул руладу,
И отозвались
Соловьи из саду.
Муза умерла
Позднею весною.
Уж сирень цвела,
Но еще до зноя
Было далеко.
Над ее могилой
Лепестки легко
Вишни белой, милой
Покружились, в мох
Опадая. Кстати,
Был совсем не плох
Хор пернатой рати.
Впрочем, голоса
Птичьи различали
Только небеса,
Луговые дали.
|