|
Петр Ильинский (Бостон)
ЛОРКА - НА РУССКОМ ДЛЯ XXI ВЕКА невольный перевод
|
||
| "Флейта Евтерпы" №5, 2007 |
Этот перевод, точнее, попытку перевода породило тягостное отчаяние, не
раз охватывавшее меня при чтении переложений стихов Лорки на русский язык.
Гений, или, по словоупотреблению самого поэта, его дуэнде чувствовался
в них, рвался наружу, даже пытался петь (cantar), но был твердо скручен
тканью профессиональной версификации. Сознавая свою малую подготовленность
и еще меньшую квалифицированность, я все же взялся перевести-переложить
одно из самых знаковых, на мой взгляд, стихотворений ХХ века: "Романс
об испанской жандармерии". Без больших натяжек можно сказать, что
"Романс" является корневым текстом "Цыганских романсеро"
(Romancero gitano), книги, опубликованной в 1928 г., за восемь лет до
начала Гражданской войны в Испании и гибели великого кантаора - певца
и сына жарко-жестокой, но бесконечно плодоносной Андалусии. "Romance
de la Guardia civil espanola" - заключительное стихотворение первой
части книги, ставший для многих читателей ее эмоциональным и идейным ядром,
был, по-видимому, написан немногим раньше, в течение 1924-1926 гг.
Вкратце о том, что именно пишущий эти строки пытался достичь. Во-первых,
не дословной, а символической, метафорической передачи образов Лорки -
всегда используя его собственные ключевые слова. Во-вторых, передачи духа
стихотворения, его нескольких перекликающихся музыкальных и философских
тем. Для этого я, в-третьих, убрал из текста всю "испанщину"
- включая топонимы и имена собственные: у русского читателя слова "алькальд",
"Херес-де-ла-Фронтера" и проч. вызывают прежде всего "желание
быть испанцем" (или воспоминания о пляжах на Costa del Sol), и отвлекают
от содержания стихотворения. Потому что, в-четвертых, хотелось, чтобы
"Романс" стал для русского читателя тем, чем он является для
меня: предчувствием-итогом всей истории прошедшего столетия.
Когда Лорка читал "Романсеро", то называл тему неминуемого
прихода жандармов одной из наиболее "сильных" или "мощных"
(fuerte) в книге, при том что она является "невероятно антипоэтической"
(increiblemente antipoetico). "Однако, - добавлял поэт, - это не
так" (sin embargo, no lo es).
Интересно, что незадолго до смерти Лорке пришлось быть ответчиком по
юридическому делу, причиной которого был "Романс об испанской жандармерии"
- спустя восемь лет после опубликования стихотворения автора обвинили
в том, что он опорочил безупречных и бесстрашных рыцарей правопорядка.
Шли последние дни жизни испанской республики, но об этом тогда еще никто
не знал - казалось хорошим предзнаменованием, что несообразный иск некоего
"сеньора Таррагона" был отвергнут судом. Сам Лорка в интервью,
данном за несколько дней до его последнего отъезда в Гранаду, удовлетворенно
заметил, что "в итоге доблестный защитник Славной Гвардии остался
ни с чем"1
. Жить поэту оставалось около двух месяцев.
Можно ли назвать получившийся текст в строгом смысле переводом?
Наверно, нет - следуя вышеприведенным правилам, я позволили себе слишком
много разного рода "корректировок". Но и словосочетание "вольный
перевод" тоже будет неточным. "Экспериментальный", "нетрадиционный"
- может быть, но не более. По крайней мере, в проявленной мною "вольности"
есть, хочется верить, некий метод. Её причиной отнюдь не является плохо
маскируемая интеллектуальная леность - желание избежать кропотливой работы
над передачей каких-либо сложных авторских образов или периодов.
Если дословно переведенная лоркианская метафора не вызывает у русского
читателя желаемого ассоциативно-эмоционального ряда, то есть ли в таковой
дословности какая-либо ценность? Более того, если предложенный метод "метафорической
подмены", поиска эмоционально сходного образа с использованием авторского
ключевого слова, окажется хотя бы малым подспорьем для новых переводчиков
Лорки на язык Пушкина и Пастернака, которых в текущем столетии, надеюсь,
будет немало, то свою задачу я буду считать выполненной. К тому же, оппозиция:
"вольный" или "профессиональный" - не та система координат,
которую хотелось бы использовать. Плодом перевода может быть или хорошее
русское стихотворение, по возможности приближенное к тексту Лорки и созданное
с использованием его образов - или стихотворение, отвечающее тем же формальным
признакам, но не столь высокое качеством.
Известно выражение о том, что рискнуть написать книгу по истории может
лишь человек великой наглости и величайшего же невежества. Это суждение
можно полностью отнести на счет всех переводчиков великих поэтов, не являющихся
большими поэтами или крупными языковедами (первых выручает талант, а вторых
- знания). Потому, поддавшись соблазну сотворчества с гением, так отрадно
найти хотя бы малейшее оправдание - пусть, в лучшем случае, лишь слегка
отбеливающее продемонстрированную тобою наглость (поскольку от собственного
невежества спастись невозможно).
М. Л. Гаспаров в своей поздней книге радикально ушел от традиционных
поэтических переводов - безжалостно, но точно сокращая (Конфуций сказал
бы: "выправляя") подлинники, отказавшись от "метрической
униформы", ненужной, по его мнению, для того, кто хочет переводить
поэта ушедшего времени "как самобытную индивидуальность". Отнюдь
не желая вскочить в гаспаровский трамвай и, главное, не имея на него билета
даже в третий класс, я почему-то почувствовал родственность своей заведомо
любительской попытки отточенным штудиям замечательного филолога и глубокого
мыслителя. И с нескрываемой радостью читал его вступительные замечания
к "Экспериментальным переводам", сладостно предчувствуя, как
процитирую мастера, полагавшего, что многими чертами оригинала можно пожертвовать
во имя "более точной передачи образов, мыслей и стиля" переводимого
поэта. И в особенности - его слова о том, что "хороший - плохой"
перевод - "понятия не научные". Последнее замечание по-прежнему
поддерживает во мне некоторую надежду.
Техническое замечание для заинтересованных читателей: некоторые из использованных мною метафор не требуют пояснений, другие основываются на традиционных интерпретациях образов Лорки, данных мировым литературоведением. Их подробности, как и изъятые из текста андалусийские и прочие современные Лорке реалии объяснены в примечаниях (в первый раз их желательно читать после прочтения перевода - но потом можно и параллельно с ним). Перевод сделан по изданию: Federico Garcia Lorca. Romancero Gitano. Espasa Calpe, Madrid, 1999. 2007
Федерико Гарсиа Лорка
РОМАНС ОБ ИСПАНСКОЙ ЖАНДАРМЕРИИ Хуану Герреро2 Чернее черных коней
* * * О город, цыганский город!
* * * Когда же кромешная ночь
* * * Но где кастаньеты? И сразу,
* * * О город, цыганский город,
* * * Въезжают попарно в город
* * * А город, не ведая страха, У врат Вифлеемских табор.
* * * Прочь скачет немым туннелем Тебя позабыть смогу ли? -
ПРИМЕЧАНИЯ: 1 Лорка Ф. Г. Неопубликованное интервью / Пер. Н. Малиновской // Избранные произведения. М., 1986. Т. 2, С. 461. к тексту 2 В оригинале: "Хуано Герреро, генеральному консулу поэзии". Определение, которое Лорка дал своему приятелю 20-х гг., на мой взгляд, несколько претенциозно и обречено отвлекать читателя. Никаким "генеральным консулом поэзии" основатель и издатель журнала "Стихи и проза" (Verso y Prosa) не был, а просто не раз печатал Лорку во время создания "Цыганских романсеро". Сохранилась почтовая открытка, в которой Лорка обращается к Герреро тем же самым образом: "Дорогой Хуан Герреро! Тысяча благодарностей за твою телеграмму. Ты всегда - самый лучший, генеральный консул поэзии". Вот в телеграмме - должной вызвать у редактора положительные эмоции - патетическое определение "генеральный консул" вполне уместно. Возможно, посвящение было своеобразным извинением перед Герреро за какую-либо обиду, реальную или мнимую - в письме Х. Гильену, датированному 2 марта 1926 г., временем работы над "Романсом", Лорка упоминает Герреро: "Я так дурно с ним обошелся, а ведь это прекрасный друг и милейший человек! Обними его и передай привет" (Лорка Ф. Г. Письма 1917 - 1927 гг. / Пер. Н. Малиновской // Указ соч. М., 1986. Т. 1, С. 450). к тексту 3 В оригинале "горбатые и ночные" (jorobados y nocturnos) тени жандармов несут в себе "молчание темной резины" (silencios de goma oscura) и "страх последней арены" (miedos de fina arena). "Резина" есть символ орудия казни - гарроты или знака власти и насилия одновременно - резиновой дубинки. "Арена" в данном случае, так же, как и в заключительных строках стихотворения - ономастический символ стерильности и смерти. Отсюда слова "пустыня" и "песок", использованные для его передачи (второе значение слова "arena" в испанском - "песок"). к тексту 4 Дабы еще раз пояснить свой метод, если его можно назвать столь громко, остановлюсь на этом четверостишии несколько подробнее. Дословно в оригинале здесь: "Проходят, если хотят пройти, // и скрывают в голове // смутную астрономию // расплывшихся пистолетов" (Pasan, si quieren pasar // y ocultan en la cabeza // una vaga astronomia // de pistolas inconcretas). Понятно, что правильно по-русски будет: "проходят, куда хотят" и "скрывают в своих головах", - или даже лучше: "и скрыта у них в головах // смутная астрономия" и т. д. С первой строкой проблем нет, ее передать легко. В других переводах стоит: "От них никуда не деться" (А. Гелескул) или: "Они проезжают повсюду" (В. Парнах). Я предпочел более жесткий вариант с "взломанными" дверьми (это кажется уместным, особенно с учетом того, что воспоследует далее). Однако точный перевод последних трех строк на русский оказывается неприемлем и, будучи ладно скроен и крепко сшит, мстит за насилие над дуэнде Лорки - становясь малопоэтичным и даже не вполне сообразным: "…И рвется из них наружу // астрономический бред - // призраки сабель и ружей" (В. Парнах) или "…Скачут, тая в глубинах // тусклые зодиаки // призрачных карабинов" (А. Гелескул). "Астрономический бред", да еще и рвущийся наружу - это и неудачно и не по тексту. "Тусклые зодиаки призрачных карабинов" - это заметно лучше, только в каких-таких "глубинах" они таятся? Непонятно. Поэтому стоит поискать другой путь - не дословный, а символический. Что, кажется, говорит нам поэт? С одной стороны, налицо масштаб происходящего, данное словом "астрономия". Отсюда появляется прилагательное "вселенский", которое вместо того, чтобы обозначать происходящее в мозгах протагонистов, становится их определением со стороны зрителя-читателя, потому что назвать содержащееся в голове жандармов "вселенной" или, например, системой, рука не поднимается (и "глубинами" - тоже). С другой же стороны - очевидна неминуемость людской гибели ("пистолеты"), поэтому необходима отсылка к оружейному термину, которым стала "кобура", а с третьей - во всем этом пока еще присутствует неопределенность (поскольку пистолеты - "inconcretas", неконкретные). К тому же, астрономия пистолетов на данный момент скрыта, спрятана в жандармской голове - но только до времени. Поэтому кобура стала "расстёгнутой", а "ужас", почти что самовольно вторгнувшийся в текст (наверно, благодаря гумилёвской аллюзии) вслед за словом "вселенский", стал "до поры притихнувшим". к тексту 5 В лоркианской вселенной конь
или наездник - символ смерти (или она сама). к
тексту 6 В оригинале: "Стеклянные петухи поют // для Херес-де-ла-Фронтера" (Gallos de vidrio cantaban // por Jerez de la Frontera). Существует обильная литература, объясняющая, почему Лорка "выбрал" в качестве символа "мифической цыганской вселенной" именно этот город. Название "цыганской столицы" удалено из текста по причинам, указанным во вступлении - на русском языке оно не несет никаких функций, кроме развлекательно-этнографических. Сам Лорка, говоря о "Романсеро", подчёркивал, что это книга "антиживописная, антифольклорная, антифламенковская" (antipintoresco, antifolclorico, antiflamenco - существует русский перевод, в котором вместо последнего слова стоит: "Никакой цыганщины"). к тексту
8 Цыгане празднуют Рождество
Христово. Последующие образы относятся к традиционным рождественским персонажам.
к
тексту 9 В оригинале: "alcaldesa".
Существующие русские переводы не могут удержаться от "жены алькальда".
Я посчитал это лишним. к
тексту 10 В оригинале: "дон Педро
Домек" - владелец известной виноторговой фирмы. к
тексту 11 В оригинале: "Вода
и тень, тень и вода // для Херес-де-ла-Фронтера" (Aqua y sombra,
sombra y agua // por Jerez de la Frontera). О Херес-де-ла-Фронтера - прим.
6. "Вода и тень" - символы грядущей потери, утраты, страдания.
В черновике у Лорки сохранилось: "Вода плачет - пролог к безголовым
птицам". к
тексту 12 В оригинале: "славная",
"достойная" или "заслуженная" (la benemerita), т.
е. жандармерия - от "el Cuerpo Benemerito de la Guardia Civil"
(Заслуженный корпус жандармерии). Сделать из заслуженного корпуса краснознаменный,
конечно, нельзя, а вот орденоносный очень даже можно. к
тексту 13 Считается, что здесь "бессмертники"
(siemprevivas), упомянутые Лоркой, парадоксальным образом несут коннотацию
смерти. к
тексту 14 В оригинале: "витрина
шпор" (una vitrina de espuelas) - довольно сложный образ, возможно,
восходящий к отражению света начищенными шпорами всадников (земных и небесных).
к
тексту 15 В оригинале: "Коньяк
в бутылках // переоделся ноябрем" (el conac de las botellas // se
disfrazo de noviembre), т. е. стал чем-то осенним и грустным. к
тексту 16 В оригинале: "звездной
слюною" (salivilla de estrella), при этом у Лорка использовано не
"слюна" (saliva), а изобретенное им новое, более величественное
"salivilla". Метафора, объединяющая "слюну" и "звёзды"
восходит к великому поэту испанского барокко Луису Гонгоре, мастеру словотворчества
par excellence, которого Лорка очень чтил, и которому посвятил отдельную
лекцию, написанную во время работы над "Романсеро" и прочитанную
в Гранаде 13 февраля 1926 г. (Лорка Ф.Г. Указ. соч. Т.1, С. 450, 466). к
тексту 17 В оригинале на кострах сгорает
"молодое и обнажённое воображение" (joven y desnuda // la imaginacion
se quema), символ мученичества и преследуемой свободы одновременно. к
тексту 18 В оригинале: "Роса
из рода Камборьо" (Rosa la de los Camborios). Камборьо - типичная
андалусийско-цыганская фамилия. к
тексту 19 Отсылка к образам "Мученичества
святой Олайи", одного из заключительных стихотворений "Романсеро",
посвященного христианской мученице, казненной римлянами в начале IV в.
(в русской традиции - Олайя = Евлалия). к
тексту 20 В оригинале "рассвет
пожимает плечами" (el alba mecio sus hombros), что одновременно символизирует
непонимание и неодобрение. к
тексту 21 Знаменитая финальная фраза: "Игра луны и пустыни" (juego de luna y arena). См. прим. 3. к тексту
| |