Петр Ильинский (Бостон)

ТОЧКА ПРЕЛОМЛЕНИЯ

из двух книг

 

"Флейта Евтерпы" №2, 2006

* * *

Вдруг: внезапен, черен, вечен -
Из-за моря, из-за гор
Вылетает цепким смерчем
Семикрылый гвоздодер.
Упирается в грудину
И по швам: от сих до сих -
Рвет заклепок две лавины, -
Заржавевших и кривых.
И живой забытый ветер
Набирает высоту,
И летит свистящей плетью,
Наполняя пустоту.
Словно дрелью-самострелом
Птица вгрызлась под сосок,
И, промчавшись через тело,
Сердца выела кусок.
Я бегу за нею с криком:
"Кареглазая, постой!" -
В клюве спелою клубникой
Обернулся сухостой.
И верчусь слепым паяцем,
Не умеющим понять -
То ли с сердцем расставаться,
То ли птицу догонять.

15.11.1998, вечер


НЕЧТО ЯПОНСКОЕ

Снег свалился. Снова - крайность.
Есть в зиме один изьян.
Вся вселенная: Хоккайдо -
Царство белых обезьян.
Город плачет, город стонет,
Небо клонится к реке.
Улизнувши от погони,
Обезьяны пьют сакэ.
Ждет погибели сашими -
Рыбы бархатный лоскут:
Обезьяны, став большими,
С удовольствием живут.
Фудзияма пахнет утром,
И росы дымится плед.
Ну а мы, носы напудрив,
Заметем хвостами след.
Над порывами бурана
Светит лунный водоем,
А две снежных обезьяны
Все бормочут о своем.
Словно им укрыться негде,
Строят пальцев бахрому
На зверином диалекте,
Непонятном никому.

февраль-март, 1999

 

ДВАДЦАТЬ МИНУТ ДО НИЦЦЫ

I

Шею начистил город-курсант,
Тронула берег задумчивым раком
Тьма, пробежавшая по парусам -
Последняя ночь. Монако.

Фонари сговорились помочь луне,
Только двадцать минут до Ниццы.
Время прощания. Через несколько дней
Сорок станет ближе, чем тридцать.

Середина жизни, как было замечено Данте -
В итоге любые сроки оказываются малы.
Полицейский прощально взмахивает аксельбантом,
Невидимая граница проходит по центру скалы.

II

Двадцать минут до Ниццы -
Дождь начинает резвиться,
Сталкивая колесницу
С серпантина шоссе.
Корчит гримасы и лица,
Манит взлететь, испариться,
И навсегда раствориться
В прибрежных камней полосе.
А может, действительно смыться -
Чтоб позабыть, распроститься
С глазами кофейной корицы,
С греха и поста мастерицей,
Застывшей в стеклянной красе.
Молния вспыхнула блицем -
Надо скорей излечиться,
Как можно быстрее разбиться,
Доехать - и снова влюбиться
В колдунью, воровку, царицу -
Опять не такую, как все.

III

Пальмы, выстроившиеся в ряд,
Отмечают начало пляжного бивня,
Пальмы между собой говорят
Шепотом градин весеннего ливня.

Вот и все. Двадцать минут - и Ницца.
Звезды скользят сквозь небес решето.
Нынешней ночью мне кто-то приснится,
Я даже знаю, кто.

февраль-апрель 2000,
Монако-Ницца-Лос-Анджелес-Бостон

 

* * *

Не последним и не первым
Я касаюсь рукава -
Ты надеешься, наверно,
На какие-то слова.

Волосами-якорями
Набухают узелки,
Время плачет пузырями,
Разрастаются долги.

Чертит звездную дорожку
Глаз раскрытых бирюза -
Ты хотела бы, возможно,
Мне о чем-то рассказать.

Звук барахтается, тонет,
Плачет в мягкой черноте -
Умирающие кони
Не найдут пути к воде.

Фейерверки пышным кругом
Разлетаются в ночи,
Непонятные друг другу,
Мы по-прежнему молчим.

Нам к вину добавил склянку
Усыпляющих чернил
Добрый и бескрылый ангел
Тех, кто в юности любил.

2000-2001


* * *

Что за знакомство! И что за соседство!
Нет от блаженства целебного средства -
Видимо, нам друг от друга не деться -
Словно не хватит обыденных бедствий.

Будто нам мало креста и кургана,
Жгучей зимы, прилетающей рано,
Неисцелимого с детства изъяна,
Ржавых гвоздей и венков из бурьяна.

Мало - душе пребывать в нищете,
И возвращаться домой на щите,
Вечер - в обиде, а ночь - в тесноте,
День - в глухоте, слепоте, немоте.

Снег разрыхляют босые дожди,
Волосы вьются, забыв бигуди,
Но не грусти, а замри - погоди -
Главные беды у нас впереди.

2000-2001

 

MANHATTAN REVISITED

Время, слово, дело, место
Утром станут безымянны -
Ни малейшего протеста,
Ни единого изьяна.

Забывать? Жалеть? Бояться? -
Тихо ехать по мосту,
Что колонной влажных пальцев
Гладит каждую звезду.

Чья царица всех милее?
Как представить, что приснится
Мост, который не умеет
Расходиться и сходиться?

Так кончаются поэмы:
Парк вдыхает свежий дым,
Озабочен новой темой,
То есть - голосом другим.

Завершат узор на ткани
Предстоящей колыбельной:
Рев мотора, шин шуршанье,
Стон виолончельный.

2001, февраль


ХАБАНЕРА-2002

Si tu ne m'aimes pas, je t'aime;
Si je t'aime, prends garde a toi! 1

О, Кармен, берегись мужчины,
Ведь мужчина, как известно - плут.
Все фальшивы его личины,
А в руке не цветок, но кнут.
Пусть избегнул и фобий, и маний,
Состоятелен и головаст.
Лишь доверься ему - обманет,
Обведет, оберет, продаст.
Вольной волей или злым приказом,
Зимней ночью на морозный двор
Выгоняя, оборвет алмазы -
Ведь впридачу он еще и вор.
Утром пыточным зажжёт жаровню,
Кнут из проволоки пустит вскачь -
Неудавшийся любовник,
Но старательный палач.
Цепи тяжесть и объятий скрежет,
Запах душный и мотив чужой.
И насытившись, тебя зарежет
Некрасивым и тупым ножом.
От разорванных вен белея
И от гордости виясь дугой,
Ты еще пожелать успеешь,
Чтоб зарезал тебя другой.
По причине ли, без причины
Стала горькой твоя юдоль?
Ах, Кармен, берегись мужчины -
От мужчины лишь обман и боль.


* * *

Мне снилась женщина одна.
Похожая на лист осенний.
Хоть мысль Божья в том видна -
Не разберу ее сплетенья.
Мне снилась женщина. Тогда
Она была ничуть не лучше.
Ее улыбку без труда
Я выжимал, как сок из груши.
Есть доступ у того лица
В мою затихшую обитель -
Ведь сон тяжел у беглеца,
И с ним приходит посетитель.
Застыл немой в сознаньи знак
И тянет цепь воспоминанья,
В тоскливый, топкий год-червяк
Он назначает мне свиданье.
Любовь меняется с тобой,
Она тем горше, чем ты старше.
Путь приукрашивая свой,
Мы кроссы превращаем в марши.
И доблести свои себе
Втолковываем непрестанно,
И в неуверенной мольбе
Хотим защиты от обмана.
И разрешения надежд
Живем мы в вечном ожиданье.
Мне снилась женщина. Из вежд
Ее лилось непониманье.
И после, с тщаньем знатока,
Все ловишь звуки у колодца.
Мне снилась женщина. Пока
Я не умру - она смеется.

1989-2002



* * *

Меня любила девочка
Уже не первый год.
Казалось это мелочью -
Но вот засыпан ход.
Пропущено мгновение,
И посреди дорог
Ее прикосновения
Я уловить не смог.
Но более не хлопну я
Дверями бытия,
Ее строкой трехстопною
Спасу от смерти я.
Заткну словесной ветошью
Расселину огня... -
Вот только жалко девочку,
Любившую меня.

1990-2002

 

EIN MÄRCHEN AUS ALTEN ZEITEN, DAS KOMMT MIR NICHT AUS DEM SINN2, ИЛИ ПАРАФРАЗ НА ТЕМУ ГЕНРИХА ГЕЙНЕ

Die schönste Jungfrau sitzet
Dort oben wunderbar,
Ihr goldnes Geschmeide blitzet,
Sie kämmt ihr goldenes Haar.

Sie kämmt es mit goldenem Kamme
Und singt ein Lied dabei;
Das hat eine wundersame,
Gewaltige Melodei.3
.........................................
Ich glaube, die Wellen verschlingen
Am Ende noch Schiffer und Kahn…4


Картину мне странную снова
Являет предутрений мрак -
Что волею бога речного
Спасется беспечный моряк.
И омутом недоразжеван,
Седою волной ослеплен,
У темного брега чужого
На мель выбирается он.

И ночь, и другую проводит,
На гальке бессильно застыв...
Но как-то при ясной погоде
Он слышит знакомый мотив.
Так часто случайный прохожий
Ломает тюремный засов -
Такой же, как раньше, и все же
Иной в нем содержится зов.

И словно разбуженный горном
Наш рыцарь встает налегке,
И целыми днями упорно
Деревья волочит к реке.
Плавучую вновь колымагу
Толкает на чистую гладь,
И веслами мягкую влагу
Настойчиво треплет опять.

Не видя бескрайней равнины
И тени просторных полян,
Несется моряк на стремнину,
Желаньем одним обуян.
Он камни бы выучил плавать,
Чтоб пены откупорив сейф,
Войти в незнакомую заводь -
Горы снегоблещущей шлейф.

Глаза прикрывая рукою,
Он прямо на солнце глядит -
И вот наконец над рекою
Уставился в небо гранит.
Лежит на вершине утеса
Царица окрестных красот,
И мнимым спокойствием плеса
Покрыто безумие вод.

И рыцарь, забыв про усталость,
Торопит движенье челна -
Все ближе подводные скалы,
Все злее играет волна.
Удар! - и корма раскололась,
Трещит утопающий плот...
Но как же прекрасен тот голос,
Что новую песню ведет!

Пусть снова начнется охота -
Ведь может воспрянуть и труп,
Когда обещает хоть что-то
Улыбка изменчивых губ.

2003

* * *

Безумно неудобная дорога
Вихляет, словно в корчах. И бугры,
Как будто стая оспин, ищут ноги,
Чтоб повалить паломника на землю.
Глянь, слева - лес, нетронутый и тихий.
А справа - поле, желтое, сухое.
И камни у дороги в беспорядке -
Все ж пограничные столбы, и делят страны.

Вот вереница путников усталых:
Под стягом - дворянин с оруженосцем,
Торговцы хлебом и фигурками резными,
И много - молятся, а некий фанфарон,
Доверив путь ослу, бренчит на мандолине.
Все меряют пространство не спеша.
Какая ж скачка в полдень по жаре?
Какой же бег в толпе сонливо-томной?
Там в поле - проповедник на амвоне.
В лесу - ландскнехты в поисках добычи.
И в каждом городе соборы есть и плахи,
И растворяется дорога между ними.

И снится мне, я сам сижу в повозке,
Ругая про себя возницу, лошадь,
Читать пытаюсь требник, засыпаю,
Чтоб на ухабе завтрашнем проснуться.
Все движется неспешно и кроваво.
Закрыв глаза, я еду по Европе,
И мир перемещается со мной.
Идут колонны - факелы с крестами.
Бьют шаг солдаты - ругань и навоз.
В подпитии бредут шальные девки
И их любезники в ботинках тупоносых.
Мы все идем к восходу от заката,
В мистерии участвуя всеобщей,
Как францисканец в рубище холщовом
Нас в этом убеждать не устает.
Мы видим короля и самозванца,
Прелата, альбигойца, дезертира,
Ломбардского банкира и матросов,
Уже в морях турецких побывавших.
Дорогу дергает, нас вместе с ней заносит,
Нам рытвины ловушки ставят ловко,
То разрежаются ряды, то вновь густеют,
Но все устремлены вперед и мнится
Им, что уже вблизи Иерусалим.

Но знаю я откуда-то, что дальше
Дым красный, пыль и снова - неизвестность.

лето 1990 - 2006

 

ХХ ВЕК

В сизом летнем мареве
Первая волна.
В городе Сараеве
Началась война.
Бил в упор уверенно
Юный гимназист.
Был румянец мертвенный,
И из легких свист.
Закипело варево.
Кончилась весна.
В городе Сараеве
Началась война.
И как дни за днями,
Быстры и легки,
Шли вперед упрямо
Серые полки.
Барабаны, знамя,
Комендантский взвод.
С ними Бог, иль с нами? -
Кто же разберет!
Каблуки и рукава.
Юг, а после - север.
И была земля мертва,
И нескошен клевер.
Год сменялся годом,
Батальоном - полк,
И бродил по городу
Разжиревший волк.
Армии выстраивала
За страной страна.
Шла вокруг Сараева
Долгая война.
Десять лет и двадцать,
Завтра и вчера,
И дожить пытается
Каждый до утра.
Кашляя от холода,
Новый день встает.
И везут по городу
Теплый пулемет.
И от боли корчится
Каждая весна.
И бездомным хочется
Тишины и сна.
От столетней ночи ли
Вырвется рассвет? -
Поколений очередь
И судьбы браслет.

1993


ДЕНЬ ГНЕВА


Труб вавилонских пронзительный выкрик
Стены взрезает, как плуг в борозде.
Высох источник. Оливы поникли.
Город в осаде. Город в беде.

Царь, словно рыба на воздухе, бьется,
Режет глаза ему трубный раскат.
Неподалеку в тюремном колодце
Грязной капелью стучит водопад.

Скипетра стук - натянулись веревки,
В факельном свете - худой человек.
Ямы сиделец походкой неловкой
К трону идет и глядит из-под век.

"Будет спасенье?" - царь шепчет. Упрямо
Узник качает в ответ головой.
"Гибель - и граду, и роду, и храму.
Станет народ наш сухою травой".

"Но ведь когда приходил ассириец,
Вместо того чтобы клясть и хулить,
К Богу Исайя воззвал прозорливец,
Ты же не пробуешь нас отмолить".

"Воли Господней я только посредник, -
Пленника речь, как могучий самшит:
Царь нечестивый, несчастный, последний! -
Но в завершение голос дрожит:

Все же не дай по велению сброда
Мне задохнуться в навозной грязи!"
"Ты не царем арестован - народом.
Так что не бойся. Не жди. Не проси.

Ты ведь предатель. Чуть что - по закону
Рядом с тобой окажусь в тот же миг".
Скипетра взмах - и, веревкой влекомый,
К яме обратно уходит старик.

Горн вавилонский играет победно.
Вышний то гнев или вечный урок?
Тысячелетья прошли незаметно.
Враг у ворот и в колодце пророк.

2006

 

* * *

Чашки весов заморозил холод,
Ярды растягивая на метры,
Вздернул на дыбу ошпаренный город
И отхлестал запоздалым ветром.

Вдруг возникает кем-то даримое
И застывает, коснувшись виска,
Необоснованное и не мнимое
Чувство, что перемена близка.

Навсегда к этой ночи приклеились
Ощущение многокрылости,
Благодарность за своевременность
И моление о милости.

А на память осталось вложено
В уста онемелые слово сие -
Человек доказательство бытия Божия
Получает через собственное бытие.

Весеннее равноденствие, 2002

 

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ:

 

 

1 Эпиграф взят из либретто к опере "Кармен" (Анри Мейак и Людовик Халеви). Авторский перевод с французского: "Люблю того лишь, кто меня не любит, но коль люблю тебя, то - берегись!"   к тексту

2 Мне все не дает покою // Старинная сказка одна (здесь и далее пер. В. Левика) - 3-я и 4-я строчки стихотворения Гейне "Lorelei" ("Лорелея").   к тексту

3 Там девушка, песнь распевая, // Сидит высоко над водой. // Одежда на ней золотая, // И гребень в руке - золотой. // И кос ее золото вьется, // И чешет их гребнем она, // И песня волшебная льется, // Так странно сильна и нежна (3-я и 4-я строфы "Лорелеи").   к тексту

4 Я знаю, волна, свирепея, // Навеки сомкнется над ним… (3-я и 4-я строчки от конца "Лорелеи").   к тексту