| "Флейта
Евтерпы" №2, 2006 |
СТАРОЕ ФОТО
Лицо, запечатленное анфас,
Интеллигентной умностью знакомо.
Глядящий прямо, смотрит мимо вас,
Облокотясь на складки монохрома.
О ком не скажешь - "некто". Некий "кто"
Сидит в полурасстегнутом пальто
На видном лишь излишествами стуле
Со снятой шляпой - фетровым плато
Под куличом примятой сверху тульи.
За ним в полупространстве - деревца,
Чьи контуры придымленно-картинны:
От светлых - с темной стороны лица
До темных - возле светлой половины…
Смотрящий в бытие из бытия
Как некий "он" и неотменный "Я",
Которые в лице его едины,
Во взгляде, отменяющем края,
Отмеренные вещностью пластины.
17 февраля 2002
EXODUS
По сторонам дверного рубежа
Валялись вещи после дележа
(Забвенью или мне принадлежа).
Исход уже спускался с этажа.
К решимости подвигнутый трубившим
(C разинутым багажником) такси,
Я мысленно скомандовав, - "Неси!",
Движением плеча покончил c бывшим.
Захлопнув дверь движением плеча,
Я спохватился - дескать, сгоряча.
Еще не веря (не было ключа)
Уже непоправимому облому,
Я ручку рвал, ломился в дверь, рыча,
За долей, причитавшейся былому.
26-28 февраля 2003
ПРИЗНАНИЕ
Вдыхая ностальгический борей,
В недельный срок (хотелось поскорей)
Я сладил деревянную калитку, -
"Навеяна прохладой - душу грей".
Создал-забыл. А нынче между рей
Увидел (возлежит себе) улитку.
Хотя дремучий мир являет сплошь
Для ищущей улитки выбор лож,
Прошла его поверхности и ниши,
На ощупь чуя, их приманки - ложь.
Могла не лезть. Но к планке привело ж
Мою улитку. Не хотела ниже.
К чему, казалось, влечься лишний шаг -
Чем стебель, лист иль камень не лежак?
Но знал, - "Недостоверная основа", -
Улиткин усик - головной вожак.
Влача свой домик, точно кладь - ишак,
От зыбкого ползла и насыпного.
Мой труд оригинальным расценя,
В течение (когда закончил) дня
Не раз мою калитку навестили
Искусники участков. Болтовня
Навроде, - "Вещь!", - не тронула меня,
Равно как подражанья в том же стиле.
Но ты! - кому с репейной бахромой
Приметить бы укромную лежанку,
Мою калитку выбрала - "домой!"
С решимостью (по рее - вверх) прямой
Ты, положась своим трудом на мой,
Признала мной поставленную планку.
28 апреля 2002
ОКНО
На старом снимке прочее темно,
И лишь светлеет резкое на диво
Случайным разворотом объектива
Себя запечатлевшее окно.
И двух "сейчас" совпала перспектива -
Отсюда в давность этого окна
И - улицы, которая видна
В его проеме явственно и живо.
И нынешним из бывшего смотреть
Могу я взором на добро киоска,
Вдали автобус, скрывшийся на треть,
Лежащий снег - сугробами и плоско,
Прохожего под вывеской "СТЕКЛО",
С плафоном снасть, протянутую к крышам, -
Все то, что как прошедшее - прошло,
Как бывшее - не может стать не бывшим.
И дальше перелистывал альбом
Я в поисках, где частью или краем
В любом пространстве, времени любом
Был мир в окне как бывший обладаем.
И ясный, и - почти не разглядишь,
В просвете штор иль облачных лохмотьев,
С кварталами и уровнями крыш,
С ветвями или окнами напротив.
И вижу мир, сейчас открытый мне,
С горами самарийскими в окне,
Пещерами и тропами долины,
Отарами камней на древнем дне,
Чьи пастухи - без возраста маслины,
Пещеры, кладки, сломы и слои,
Где, разделяясь временем, мои
"Сейчас" во всегдабытии едины.
13 февраля 2002
ЧТО МОГУ
Лишь стоит полыхнуть, иль рыкнуть грому, -
Творя переполох и кутерьму,
Мой грозный ризен мечется по дому, -
Гоморре причитаясь и Содому,
За что, не знает, эта жуть - ему?
Неважно - ближе, дальше, глуше, резче
Гремит и светит с улицы гроза,
Он ловит лапой, смотрит мне в глаза,
Иль ясно, где он, по дрожанью вещи.
"Свой долг, как я служеньем - колбасу, -
Свистит он, - отрабатывай, хозяин,
Вели стихиям!.." Выговорив псу,
Я горд значеньем, что в себе несу,
Какое он отвел мне, неприкаян.
В делах стихий, не маг и не ханжа,
Я лишь могу увещевать весомо
Животный страх, на полке не держа
От молний пульт и выключатель грома.
30 марта 2002
ТАНК
Когда с небес, как с вышки резервист,
Уходит солнце, вахту отработав,
Звучит с холма, что крут и каменист,
Дробящий лязг бросков и разворотов.
Друг другу, - "Слышишь, наша "меркава"
1, -
Мы говорим о рыщущей громаде.
Да будет Самария такова
Орде в острастку, коль сидит в засаде.
Ни насыпи укрыться ей, ни рва -
То сверху рык, то спереди, то сзади.
Имеем мессианские права
На поводке прожектора по вади 2
Прогуливать разбуженного льва.
27 апреля 2002
ГИЛЕЛЬ И ЯЗЫЧНИК
Прослышав о покладистом Гилеле
(С Шамаем начинаться не велели -
Не смыслу научает, а добру),
К учителю явился некий эллин, -
Сумеешь (интерес, де, неподделен)
Мне выразить без малого Тору?
Сменю я пантеон на синагогу,
Когда успеешь (встал, поджавши ногу),
Покуда пребываю на второй,
Образовать ученого софиста
(Чье знание обширно и ветвисто)
В предмете, именуемом Торой.
Внимательный к намеренью благому, -
Не делай то, - сказал Гилель, - другому
Что сам не терпишь. В этом вся Тора.
Иди и думай, прочее - детали:
Трактовки, поясненья и так дале.
И хватит прыгать с пяткой у бедра.
22-23 августа 2002
СКОРПИОН
Найдя зазор неведомо в каком
Углу, приговорен был каблуком
За черную дугу с колючкой жала.
Задев такого гостя невзначай
(Хоть зла не замышлял он) - получай…
Не он - его природа угрожала.
Сидел себе, но коготь над спиной
Метался в неуемности шальной,
Ища (боюсь подумать) домочадца.
Не будь в прихожей лунного пятна…
Но выдало того, кому одна
Возможность уцелеть - не повстречаться.
Не оставляя выбора, проста
Расправа над заложником хвоста,
Преступно оказавшегося рядом.
По факту не виновней мураша,
Приговорен, из щели соверша
Присутствие, наполненное ядом.
10-11 августа 2002
В КОНЦЕ ВРЕМЕН
…растлятся города,
Столкнемся с астероидом, орда
Придет с востока,
Вулкан, что распираем изнутри,
Оставит лишь каркасы и штыри
Торчать над завихреньями потока,
В котором, наподобие лузги,
Мелькать и мчаться поднятому с суши
Всему, что наработали мозги,
Воздвигли руки, выстрадали души.
Пятою супостатовы столбы
Расколют землю, обнажив гробы,
Которые, как поднятые рыбы,
Немые рты раскроют на мели,
Чтоб праведники выбраться могли,
А нечестивцы скрыться не могли бы.
И встанут рядом мертвый и живой,
Вертя недоуменно головой
И ничего вокруг не видя кроме
Себя - ни огнедышащую пасть,
Ни вестника, к которому припасть,
Ни ключника, ни старца на пароме,
Ни перст судьи, ни собственно суда,
Ни бывших "за" и "против", "нет" и "да",
Ни тьмы, ни света. Немо и бескрыло.
Что может сгинуть - сгинуло. Вода
Сошла, не возвратив, что прежде скрыла.
Не споря (ибо не с чем), не скорбя
(По ком?)… Лишь всеприсутствие себя
Как неотменной ясности…
7 февраля 2002
ИЗ ОШЕРА ШВАРЦМАНА
В ТЕМНУЮ НОЧЬ
Когда чернотой мои мысли объяты,
И я растворен в непроглядности мглы,
Я слышу вдали штормовые раскаты -
Дробятся валы.
Мне видится битва в кипении моря,
Летящие гребни теней -
Там черные всадники мчатся, пришпоря
Гигантский коней.
Несутся, сшибаясь, ряды исполинов -
С грядою - гряда.
Кто в беге промедлил, оружье не вскинув, -
Уже никогда
Его не нацелит. И в месиве битвы,
В сплетении тел и копыт -
Метущийся ропот проклятья-молитвы,
И ярость кипит...
Когда я во мраке, мне видится поле,
Где властвует смертная мгла,
И чудится стон человеческой боли,
Застывшие в корчах тела.
1918, Киев
* * *
Где небеса окаймлены
Голубоватыми лесами,
Струится пенье с вышины -
Там, неземными голосами
Земные дали напоя,
Ликуют ангельские хоры,
И вторят светлые просторы
Свободной песне бытия.
И вдруг в лучах изнемогли
И на мгновенье смолкли дали,
И, неподвижные, припали
К цветам не выпитым шмели...
Но дуновенье ветерка
Коснулось вновь земного лона,
И всё от солнца до цветка
Внимает песне удивленно.
И с ней, немолкнущей, слились,
Затрепетав в ожившем мире,
Простор полей, леса и высь,
Что стали вдруг светлей и шире.
И с песней жизни разделя
Размах безудержной свободы,
Звенят лучи, поет земля,
И ветры водят хороводы.
И я бегу, догнать спеша
Лавиной льющиеся звуки,
И к ним протягиваю руки,
И одурманена душа
Безумством радости! Играй
В лазури, скрипка золотая!
И счастье, в сердце нарастая,
Готово хлынуть через край!
1911, Киев
ИЗ ДАВИДА ГОФШТЕЙНА
В ЛЕСУ
Полдневным солнцем взор мой утомлен.
Подобен лес лучистому виденью.
Я прохожу сквозь блеск его колонн,
Ложусь на тень и укрываюсь тенью.
Я уменьшаюсь. Братья муравьи
Неугомонным подняты набатом.
Из двери в дверь, по выступам и скатам
Стремится ток их дружной толчеи.
А этот отделился от ватаги.
Шутя я преградил малютке путь,
А он не соглашается свернуть,
И дорог мне напор его отваги.
И вновь я запрокидываю взгляд
К высокому слепящему проему.
Теперь в толпе деревьев меньший брат,
Я радуюсь их трепетному дому...
1912
ЯБЛОКО
Ты снегом и вином наполненный сосуд.
О, сколько чистоты в пьянящем аромате,
В тончайшей кожице, чью свежесть берегут
Две нежные печати!
Чем утолят беснующийся пыл
Язык и нёбо? Жаждущему взгляду
Как приказать мне, чтобы не испил
Весеннюю усладу?
Ты память снежной белизны
Цветов и солнечного шквала!..
Но зубы ждут, занесены,
Укус - пропало...
1917
ИЗ САМУИЛА ГАЛКИНА
* * *
Средь благословений тех, что на рассвете
Повторял я в детстве, прочие слова
Мог скороговоркой пробежать, но эти
Выделял особо с чувством торжества:
"Будь благословен Ты, Царь миров от века,
Ты освобождаешь связанных..." И тут
Я перед собою видел человека
И - высвобожденье рук его из пут.
И о нем, свободном, - чтобы с той минуты
Сам искал он счастье, - я не думал днем.
Но, увы, назавтра снова те же путы
В миг благословенья видел я на нем.
В ком же, выяснял я, не во мне ли дело?
Не моя, так чья же, думал я, вина?
Может быть, дремота сердцем овладела,
Иль не пробудился мозг мой ото сна?
И молитву с новым я твердил стараньем,
Перед тем несчастным находясь в долгу,
И с мечтой о том, что завтра утром ранним
Увидать свободным я его смогу.
1958
НАВЕРНОЕ, Я СЛЕП ЕЩЕ
Наверное, в плену самообмана,
Я слеп еще и верю до сих пор -
Народ мой жив, и песнь моя желанна,
И нас разъединивший приговор
Надежду из души моей не выжег,
Хоть сковывает мертвая земля,
Кордонами из проволок и вышек
Шаги мои от мира отделя...
Тому не приподняться над бараком
Ни мыслью, ни стремленьем, ни мольбой,
Кто брошен прозябать под черным знаком,
И чьей распоряжаются судьбой...
И все же - усыпившая унынье,
Ночами пробивается сквозь тьму
Надежда, что народ мой жив доныне
И рад еще поэту своему;
Мне видится: к груди моей припали
Жена и дочь, и канул мерзлый склеп...
Нет, нет, я отрезветь смогу едва ли,
Я все еще, как все слепые, слеп...
Инта, 1954
ИЗ ХАИМА ЛЕНСКОГО
* * *
Речь Хеймaна 3,
владычица уст Галеви!
И меня овевает цветочная вьюга
Слов твоих, что горят, отзываясь в крови,
На губах поцелуями дочери юга.
Царствуй, древняя речь! Иордан и Евфрат
За спиной твоих войск, закаленных походом.
Твои буквы подобны построенным в ряд
Ассирийским героям квадратобородым.
Я себя полководцем твоим сознаю.
Прикажи, развернут боевое искусство
Ямб - в пехотном, хорей - в колесничном строю.
Впереди знаменосец решительный - чувство.
Из-за Немана, Дона, Невы их полки
Перевел я, победно командуя ими.
О царица! И ты из-за Леты-реки
Вслед за древними переведи мое имя.
* * *
Свет, лишенный тени, эха - звук.
Трепетней небес конца элула 4,
Столь неизъяснима явь, что вдруг
О себе слова перечеркнула.
Только вздох из глубины груди,
Только лучезарность вознесений -
Сбросив тяжесть все летит... Гляди,
Дерево парит, как лист осенний.
Словно узы мир с себя совлек,
Ясный без затменья и границы...
Так освобождается от строк
Шелест перевернутой страницы.
НА СЕВЕРЕ МИРА
Там, на севере мира, где лед бирюзов,
Ощетинились соснами ночи лесов,
Искры бездны блуждают по топям болот,
Довременным туманом спеленут восход.
Ты не сына в края, где пустынность светла,
Но приверженца, южная речь, привела.
Сквозь завесы столетий открылась мне ты
В обаянии южной своей красоты.
И в сиянии льдов на сибирском ветру
Расцвела, и узнал в тебе Север сестру.
И, смягчась, повелел бесприютным краям
Уступить мое сердце твоим соловьям.
И ликуют они, на ветвях зазвенев.
Сквозь метели плывет соловьиный напев,
Колокольчиком санным гремит вдалеке,
Набегая, звучит в паровозном гудке,
Чтоб незримым мостом через бездны пролечь
Этих мук и надежд, расставаний и встреч.
ИЗ ВЕЛВЛА ЧЕРНИНА
САМОМУ СЕБЕ
Так довольно тебе превращать в решето
Мирозданье. Нелепые мерки отбрось.
Что делить поколенья на "это" и "то"?
Звездный луч времена проницает насквозь.
Жажда сделаться богом, как пропасть пуста.
Устремляется взор в благородную высь,
Чтоб дурацким "увы" разрешались уста,
И упрямые мышцы, как струны, рвались.
Кругло-плоское небо - бездонное дно,
Где летят, низвергаясь, - откуда? куда?.,
Где значение алефа таву 5
равно,
Где в страдании - счастье, а в счастьи - беда.
Всё - во всём. Ибо каждый - ремесленник тут
И создатель миров. Не приходится роль
Выбирать. Неделим предначертанный труд -
Делать звезды и кров, Пятикнижья и соль.
Болшево, 1984
ПОСТ ДЕСЯТОГО ТЕВЕТА
Зимние нахмуренные лица
Гор вблизи святилища Шилo 6
Золотеют так по-самарийски.
Ждали поколеньями они
Мой приход. И вот я здесь, попутку
Ждущий, чтобы к югу унесла -
До Бейт-Эля 7,
к Раме, а быть может,
И в Ерусалим. Но тремпа нет.
Камнем я стою на перекрестке
Около святилища Шило,
Здесь среди простых арабских гоев.
И в оливах словно узнаю
Те березы, липы и осины
Гойщины покинутой. Вокруг
Столь уютно, нет, скорей интимно.
На шоссе легко влетает лань,
По-еврейски трепетна. Влюбленный
В эту лань, в знакомость этих гор,
В этих гоев, на ремне оружье
Поправляю - что ни говори,
Все возможно здесь, на перекрестке,
Около святилища Шило.
Но уже я ранен. Кровоточит
Ветреное сердце. Эта лань!
Трепетная лань! И нет попутки.
Остаемся с ней лицом к лицу.
Зимний месяц. Перекресток. Горы
Около святилища Шило.
Иерусалим, 1993
|